И это верно. Как минимум прежние способности должны вернуться. А ведь раньше удавалось без проблем летать, одновременно жонглируя при помощи телекинеза несколькими валунами, сравнимыми по весу с человеком. Сейчас же даже нож поднять и кинуть силой мысли крайне тяжело. Резерв в ауре равен, возможно, одной сотой себя самого несколькими днями ранее. А ведь еще морской богиней была стребована с Окреша какая‑то награда, которую ту обязуется выплатить пережившим его испытание. Если они вообще будут.
— Ее любопытство порой принимает весьма изощренные формы, — согласно кивнул монах с плетью, делая вид, будто это не он пускал ее вход вот только что. — Особым эдиктом церкви приказано вашу веру считать умеренно еретической, но исповедующих ее не притеснять сверх необходимого.
Ну и пассаж! А немножко беременным по мнению специалистов по законотворчеству быть можно?
— Во–первых, проповедовать тебе запрещается под страхом сурового телесного наказания, — сказал тот из церковников, который владел святой магией. — За каждого утратившего свет истинной веры будет назначено тридцать, нет, тридцать пять плетей!
А я от двух десятков, прописанных судьей, чуть в могилу не отправился. А шрамы бы и сейчас еще болели, если бы не магия крови, прекрасно лечащая — вместе с проступившей на щеке после удара богини татуировкой, все возможные повреждения. Молитв не требовалось. Одно лишь желание исцелится. И тут же от рисунка начинало пахнуть морем, а раны закрывались на глазах. К счастью возможность распоряжаться жизненной энергией, которая всегда мне легко подчинялась, после произошедших событий осталась без изменений. Вот только ее перерасход вызовет сильное недомогание или даже смерть. А потому придется колдовать очень–очень осторожно. Если, конечно, хочу найти друзей и расплатиться по долгам. Впрочем, идея агитировать потенциальную пасту и в голову ни разу не приходила.
— Хорошо, — с готовностью кивнул я. — Еще какие‑то проблемы?
— Исцелять обратившихся к тебе за помощью нельзя, — добавил священник с плеткой. Звезду на щеке резануло жуткой болью. Причем, в голове откуда‑то возникло ощущения, что если соглашусь, она усилится во много раз и не пройдет пока не нарушу собственного слова, наплевав на возможные проблемы. Божественное вмешательство, что б его! Морская богиня никому не отказывает сразу. И от своих жрецов требует того же. Хорошо хоть благотворительности не требует.
— Не пойдет, — покачал головой я. — Вы же отлично понимаете, это невозможно.
— Перечишь? — улыбнулся монах, снова занося свое орудие. — Думаешь, твои жалкие фокусы тебя спасут? Даже с магией крови ты не тянешь на могучего колдуна, оставаясь тем, кем родился. Слабеньким ведьмаком. Только дернись и стража нашпигует тебя стрелами.
— Угу, — согласился с ним я, заставляя кровь на лице еще больше уплотниться и пытаясь заставить возникнуть похожую броню по всему телу. Проклятье! Тяжело! Долго такой нагрузки не выдержу. Минута, может меньше, а то просто свалюсь! — Но успеешь ли ты это увидеть? И, кстати, а где твой круг? Не жжется ли он?
— Что? — опешил монах, не ждавший такого поворота.
— Символ Отца Времен, — пояснил ему я. — Такая, знаешь ли, освященная вещица. А то чем больше смотрю на это чудное место с его обитателями, тем больше мне кажется, что истинного автора подобной как штрафной легион затеи зовут Сакраеш. Вокруг холодно, люди должны умирать ради гордыни и алчности власть имущих, священники этому способствуют…
— Да как ты смеешь! — гулко бухнул второй монах и меня просто смело в сторону. Жутко болела челюсть. Ударил с ускорением, сволочь. Одна надежда, его кулак мог пострадать сильнее, чем моя щека.
— Пока все очень похоже, — пожал плечами я, не делая попыток встать. — Согласись, все признаки на лицо. К тому же слугу давней союзницы Отца Времен, в которую верили основатели Древней Империи, убить обещают. Закрадываются, подозрения, а не появится ли скоро у Бейла Жестокого коллега. Тот, помнится, тоже человеком был когда‑то, а теперь хозяин ударной силы зла, командир ледяных легионов и архидемон. Да еще и жрецом светлого божества являлся, только вот какого не припомню. Не повторяется ли история? Убей меня ни за что и будь, уверен, не упущу возможности нажаловаться с того света вестникам. Чтобы приглядели за смертными слугами своего господина, не предали ли они, тщательно ли исполняют все заповеди веры, ну и так далее
— Стража — заорал монах с плеткой. — Сорок плетей ему за богохульство! Сдохнет — не жалко. А если нет, договорим позже. И — вот мой священный круг!
Мне под нос был сунута деревяшка правильной формы. Держал ее церковник не морщась. Да и в ауре руки возмущений видно не было. Значит, наверное, не предался демонам. Просто скотина. А вестники, как в этой реальности называют ангелов, все‑таки изрядные лентяи, если на них такая мразь работает. Или лицемеры.
Легионеры подходили ко мне как‑то несмело. Ах да, на лице же кровавая маска. Я убрал ее. Силы еще пригодятся. Интересно, получится ли при порке создать у себя под кожей нечто вроде подушечки из энергии жизни? Снаружи то можно, но там монахи заметят и рассеют. Где‑нибудь на середине процесса, чтобы все заново начать. Они, уверен, будут наблюдать за наказанием. Нет, среди верующих в Отца Времен полно нормальных людей, но эти двое к ним явно не относятся.
— Куда идти? — спросил я у ближайшего стражника.
— За мной, милорд, — почему‑то причислил он меня к лику благородных. И пошел вперед, даже не оглядываясь. Действительно, зачем? По бокам же есть его товарищи. И арбалетчики неподалеку смотрят с интересом, крепко держа ложа своего оружия. А кто это чешет нам на встречу? Никак сам центурион?
— Так–так, что у нас тут такое? Бунт? — Начал было Глай Цекус громовым голосом, но вдруг зацепился своим взглядом за мое лицо и сбился с мысли. Татуировка на щеке едва ощутимо потеплела.
— Теологический диспут, — решил не молчать я. Ну нет у меня привычки любой ценой держать язык за зубами. Не вбили ее пока. Хотя, кажется, скоро это упущение будет исправлено к вящему торжеству добра и справедливости. — К сожалению, меня можно признать в нем проигравшим.
— Брат Лектус. Брат Холлер. — В голове офицера прорезался металл. — Вы опять?!
— Он использовал против нас зловредное чародейство! — ничуть не смутился монах. — Все видели!
— Поверю на этот раз, — подумав, решил центурион. — Но вы скоро перегнете палку. Не мне вам говорить, что многие из высшего командного состава происходят из древних аристократических семей. А там еще чтят морскую богиню.
А не из них ли он сам? Как‑то божественная отметка на него странно реагирует. Он ей как будто бы…нравится?